В конце 1642 года Пуссен уехал в Рим, обещая вернуться и не собираясь выполнять обещание. Смерть Людовика XIII в скором времени освободила его от всяких обязательств.

Посещение родины крупнейшим представителем французской национальной школы живописи кончилось неудачей. Но это не значит, что Пуссен внутренне был теснее связан с Римом, чем с Парижем. Его тихий скромный дом в Риме был для художника своего рода творческой лабораторией, где он вынашивал замыслы, отвечавшие принципам французского рационализма, созвучные требованиям передовой Франции. Столкновение Пуссена с французской действительностью было столкновением передового художника с двором. А работать в абсолютистской Франции вне двора художник масштаба Пуссена на этом историческом этапе не мог.

В 1641 —1642 годах Пуссен создал немного. Но поражает, что его картины, написанные во Франции, заставляют вспомнить обычный барочный штамп, типичный для Рима тех лет; такова картина, написаная длЯ иезуитской капеллы «Святой Франциск Кса-верий, воскрешающий умершую» (1641, Лувр); таков плафон для кабинета во дворце кардинала Ришелье «Время освобождает Истину от посягательств Зависти и Раздора» (заказ 1641 г., Лувр). Для французских придворных и клерикальных кругов итальянский тип декоративной живописи подходил более, чем французский прогрессивный классицизм.

Постепенно и творчество и философские размышления Пуссена входят в свою прежнюю колею и получают прежнюю направленность и сосредоточенность.

 

 

Никола Пуссен. Суд Соломона. Рисунок

 

«Судьями должны быть не наши вкусы только, но и разум», — пишет Пуссен в письме к своему французскому другу, заказчику и постоянному корреспонденту Шантелу. «Наши славные древние греки, изобретатели всех прекрасных вещей, находили множество модусов, при помощи которых они производили чудеснейшие эффекты. Это слово «модус» означает просто разум или же меру и форму, которыми мы пользуемся, создавая любую вещь, чтобы не выйти за известные пределы и соблюдать во всем известную сдержанность и умеренность; следовательно, эта сдержанность и умеренность не что иное, как определенный и твердый порядок, благодаря которому вещь сохраняет свою сущность».

Далее Пуссен объясняет, что разные сюжеты требуют применения разных «модусов». Но подчинение разуму и твердому порядку остается для него в силе постоянно.