Надо представить себе, какое значение имел городской рынок в глазах горожанина XVII века, чтобы оценить этот выход за пределы жанровой тематики, ограниченной обычно домашними сценами; обращение к этой теме означало интерес к общественной жизни и в то же время сохранение того демократического колорита, который постепенно исчезал из бытового жанра в творчестве других художников конца века.

Изображение церковных интерьеров культивировалось в голландской живописи с XVI века. Сначала на картинах этого рода фигурировали фантастические церкви и дворцы, причем художники демонстрировали точность и тщательность воспроизведения архитектурных форм. К середине XVII века уже взяла верх другая тенденция в живописи интерьеров: изображение реальных церквей, создание впечатления реального пространства, залитого светом.

 

 

Эмануэль де Витте. Внутренний вид церкви

 

Эмануэль де Витте, изображая внутренность церкви, избирает обычно такую точку зрения, которая не позволяет видеть весь неф, иногда не дает даже возможности составить полное представление об архитектуре здания. Зато, выдвинув на первый план массивные столбы, художник дает ощутить масштаб сооружения, путем контрастов подчеркивает сокращение форм в перспективе, а иногда при помощи игры светотени стирает четкость граней арок и тяг, превращает пространство интерьера в единое, однородное целое. Человеческие фигуры подчинены в таких случаях окружающему пространству, они сливаются в группы или тают в глубине; но, по большей части, закутанный в широкий плащ человек одиноко стоит или медленно идет по пустынному нефу, как бы противопоставленный всему остальному. («Новая церковь в Дельфте», Гамбург; «Внутренний вид церкви», Эрмитаж; «Внутренний вид церкви», ГМИИ им. А. С. Пушкина, Москва.)

Особенно показательна для второй половины века история настойчивых творческих поисков крупнейшего голландского пейзажиста Якоба Рейсдаля — художника того же поколения, что Вермеер.

Якоб Рейсдаль (1628/29—1682, работал в Гарлеме и Амстердаме) принадлежал к семье гарлемских пейзажистов и был, вероятно, учеником своего дяди Саломона Рейсдаля. Якоб начинал со скромных и простых видов родной природы, какие он, формируясь как живописец, мог видеть у других голландских пейзажистов; как истинный голландец, он умел любоваться красотой обыденного, знакомого, и оно не казалось ему скучным и бедным. В его ранних пейзажах («Крестьянские домики в дюнах», 1647, Эрмитаж) поражает простота и умение обобщать. Однако уже в 50-х годах молодой художник, не удовлетворяясь сосредоточенным и строгим настроением своих ранних работ, ищет способов выразить те печальные и тревожные чувства, которые его теперь волнуют. И он находит в природе контрасты, способные эти тревоги воплотить. В конце 50-х и в 60-х годах, переехав в Амстердам, Рейсдаль создает ряд произведений, в которых эмоциональная сторона выступает очень ярко. Это такие картины, как «Речка в лесу» и «Болото» (Эрмитаж), где художник сопоставляет динамические, зигзагообразные очертания высохших деревьев с плотной массой густой листвы, намекает на опасности, таящиеся в стоячей воде лесного болота, и находит неповторимую оригинальность в облике величественных старых деревьев; в их силуэтах чудится то напряжение, то пафос, то печаль. Однако на этом этапе Якоб Рейсдаль хотя и подчиняет формы природы своим замыслам, работает на основе подлинных впечатлений от действительности. Затем, не удовлетворенный достигнутым, стремясь к еще большему нагнетанию эмоциональной остроты, художник решается на преувеличение, на фантастические комбинации. Так рождается «Еврейское кладбище» (Дрезден), картрна, совершенно не похожая на традиционный голландский пейзаж, на ранние работы самого Якоба Рейсдаля. Художник здесь не только по-своему истолковывает увиденное, он вводит в картину множество непривычных мотивов — призрачные руины, старые гробницы, которые должны вызывать печальные и тревожные ассоциации; при темном грозовом небе озаряет холодным светом белый мрамор надгробий. Темный фон деревьев прорезает тонкий светлый силуэт сухого дерева — стремительный, яркий и одинокий, как молния; любимый мотив Рейсдаля выступает здесь с небывалой остротой.